Olga Røsnes

 

 

 

Ольга Реснес

 

 

Воля к радости

Посвящается Владимиру Сергеевичу Белову

и Светлане Владимировне Воробьевой

 

 

 

Сегодня, на исходе бабьего лета, я начинаю мой путь в неизвестность.

Я так решила: начать, потому что никто не может сделать это вместо меня - начать с самого начала. Начать с конца уже пройденного пути, истощившего себя и никому уже не нужного, превратившегося в исчезающе-малую точку среди необъятного, непрерывно меняющегося пейзажа. Годы, предшествующие моему решению начать сначала в определенном смысле мне не принадлежали: ими распоряжался кто-то другой, какая-то посторонняя, чуждая мне сила, принуждавшая меня к тому или иному сожительству с кладбищенски-холодной действительностью, единственным признаком реальности которой был мой скрытый против нее протест. Не исключено, что я родилась совсем не там, где мне следовало бы родиться, и совсем не в то время, и что сам факт моего появления на свет является всего лишь звеном в бесконечной цепи недоразумений и нелепостей жизни, и что Бог, отпуская мою душу странствовать по земному пейзажу, вообще забыл меня к чему-то предназначить или был занят в этот момент чем-то более важным... Да, многое свидетельствует против того, что в статистически выверенной картине повседневности мне отводится какое-то постоянное место: какими бы глубокими не казались мне мои корни, мне всегда удается вырваться, а то и просто улизнуть из той самой «почвы», где только пепел, кровь и нечистоты... А впрочем, нет, в этой «почве» присутствует и нечто иное, упорно не желающее быть наглядно-зримым, некий стимулятор движения и роста, без устали и передышки выгоняющий наружу, к свету и синеве, тонкие побеги – и нет ничего упрямее и ненасытнее этой моей воли.

Среди скучных снотворных средств, с помощью которых «почва» всякую волю оглушает, наиболее действенным остается пренебрежение авантюрностью , изощренностью, избалованностью и изысканностью волеизъявления как такового, на место которого тут же усаживается грубо отесанная фикция «коллективного интереса», а то и просто подбадривающее себя рвотными пилюлями «общее благо». И пока чрезмерно упитанные, нескромно рыгающие истины беспрепятственно разгуливают по нашим пустырям, рынкам и кладбищам, моя бесприютная воля нетерпеливо рвет на себе нищенские лохмотья, обнажая сверкающее великолепие своих покрытых льдом вершин. И все добротно-скучное, посредственно-устойчивое, неповоротливо-стадное обращает свой заскорузлый указательный палец в сторону той самой честности, которая давно уже сделалась роскошью и парадным нарядом, начисто позабыв крутые тропы и опасные подъемы. И я тоже буду смотреть туда, в эти пестро расцвеченные дали, я тоже буду плакать и петь над руинами жизни, я тоже буду – со всей моей любовью и злобой – возделывать эти многократно перепаханные поля...так, чтобы однажды над этими стареющими горизонтами взметнулось пламя радости...